Неточные совпадения
Узнал Илья Ильич, что нет бед от
чудовищ, а какие есть — едва знает, и на каждом шагу все ждет чего-то
страшного и боится. И теперь еще, оставшись в темной комнате или увидя покойника, он трепещет от зловещей, в детстве зароненной в душу тоски; смеясь над страхами своими поутру, он опять бледнеет вечером.
Я бросился к окну и вижу, на меня снизу смотрит
страшное, тупое рыло
чудовища.
Она казалась громадным
чудовищем, которое залезло в море и, погрузившись в воду по подбородок, надулось и вот-вот издаст
страшный рев.
В тое ж минуту, безо всяких туч, блеснула молонья и ударил гром, индо земля зашаталась под ногами, — и вырос, как будто из земли, перед купцом зверь не зверь, человек не человек, а так какое-то
чудовище,
страшное и мохнатое, и заревел он голосом дикиим: «Что ты сделал?
Разорванные в нескольких местах порывами ветра, они точно обрушились, но остановленные посреди падения, мигом превратились в груды фантастических развалин, которые продолжали двигаться, меняя с каждою секундой свой цвет, величину и очертание: то падали они друг на дружку, смешивались, растягивались тяжелыми закругленными массами и принимали вид исполинских темно-синих
чудовищ, плавающих по разъяренному морю; то росли, вздымались, как горные хребты, и медленно потом расходились, открывая глубокие долины и пропасти, на дне которых проносились клочки других облаков; то снова все это смешивалось в один неопределенный хаос, полный
страшного движения…
В бреду шли дни, наполненные
страшными рассказами о яростном истреблении людей. Евсею казалось, что дни эти ползут по земле, как чёрные, безглазые
чудовища, разбухшие от крови, поглощённой ими, ползут, широко открыв огромные пасти, отравляя воздух душным, солёным запахом. Люди бегут и падают, кричат и плачут, мешая слёзы с кровью своей, а слепые
чудовища уничтожают их, давят старых и молодых, женщин и детей. Их толкает вперёд на истребление жизни владыка её — страх, сильный, как течение широкой реки.
Ей показалось, что она увидела громадную, плохо освещенную комнату, полную
чудовищ; из-за перегородок и решеток, которые тянулись по обе стороны комнаты, выглядывали
страшные рожи: лошадиные, рогатые, длинноухие и какая-то одна толстая, громадная рожа с хвостом вместо носа и с двумя длинными обглоданными костями, торчащими изо рта.
Вижу в этой дикой работе нечто
страшное, доведённое до безумия. Воющее
чудовище, опустошая недра земли, копает пропасть под собой и, зная, что когда-то провалится в неё, озлобленно визжит тысячью голосов...
По временам ослабевший свет лучины вдруг угасал от невнимания присутствующих, развлекаемых интересными повествованиями и рассказами, и тогда бедному ребенку казалось, что вот-вот выглядывает из-за печурки домовой, или, как называют его в простонародье, «хозяин», или всматривается в нее огненными глазами какое-то рогатое, безобразное
чудовище; все в избе принимало в глазах ее
страшные образы, пробуждавшие в ней дрожь.
Лес громоздился террасами, уходя вдали всё выше и выше, и казалось, что у этого
страшного зеленого
чудовища нет конца.
Мчится
чудовище, и все тонет в кровавом блеске
страшных глаз его…
Раз махнул — исчезли
чудовища, вдругорядь махнул — скрылись
страшные люди…
И был я один с неизбежной судьбой,
От взора людей далеко;
Один меж
чудовищ с любящей душой,
Во чреве земли, глубоко
Под звуком живым человечьего слова,
Меж
страшных жильцов подземелья немова.
— Вы ехали, думая встретить
чудовище, которое носит такие
страшные прозвища, как «Дашутка-звереныш», «чертово отродье» и «проклятая», — со слезами нескрываемого оскорбления проговорила Дарья Николаевна.
Женщина более не приходила; но Вале стало казаться, что она караулит его около дверей и, как только он станет переходить порог, она схватит его и унесет в какую-то черную,
страшную даль, где извиваются и дышат огнем злые
чудовища.
Пятьсот путников, предводимые обушием, встречают духа, который, чтобы устрашить их, принимает самый ужасный и отвратительный вид и спрашивает: «Есть ли у вас такие
чудовища?» — «Есть гораздо
страшнее», — отвечал обуший.
Да и многого не будет, и в самую сердцевину моего гнезда проникает разорение. Пришлось отказаться от мысли о переклейке комнат: как-то вдруг обнаружилась такая
страшная дороговизна, что у малосостоятельного человека волосы подымаются дыбом от предчувствий: тут и дрова, тут и хлеб… впрочем, не стану заполнять дневника этими прозаическими подробностями нашего теперешнего житья-бытья. Ах война, война, какое же ты
чудовище!
И точно, как он провел мне своим оленьим рукавом по лицу, мои смерзшиеся веки оттаяли и открылись. Но для чего? что было видеть? Я не знаю, может ли быть
страшнее в аду: вокруг мгла была непроницаемая, непроглядная темь — и вся она была как живая: она тряслась и дрожала, как
чудовище, — сплошная масса льдистой пыли была его тело, останавливающий жизнь холод — его дыхание. Да, это была смерть в одном из самых грозных своих явлений, и, встретясь с ней лицом к лицу, я ужаснулся.
А там их окружали другие такие же
чудовища, и тут творилось что-то таинственное,
страшное.
«Кто же они?» — «Все те, которые завистливы, жадны, лживы и мстительны; они по смерти становятся
чудовищами гораздо тебя
страшнее и гаже».